Четверть века блистала на сцене эта женщина, которую заслуженно называли «воплощением грации и изящества». Четверть века не сходило с уст завзятых балетоманов, ценителей высокого искусства и обычной театральной публики ее имя — Мария Тальони! Гедкий утенок, превратившийся в легкокрылого лебедя, гений исполнительского мастерства, а еще — революционерка, открывшая путь новому, романтическому балету — такой она запомнилась современникам, такой она представляется и нам, потомкам…

Большая мечта «маленькой горбуньи»

…Премьер Королевского театра в Стокгольме Филиппо Тальони пережил немало неприятных минут, когда он, молодой отец, привез свою малышку Мари в Париж в школу к своему быв­шему учителю, месье Кулону — учиться балету. Можно представить реакцию месье Кулона, когда он увидел новую ученицу: худая, непропорционально сложенная, руки слишком длинные и совершенно не «балетные» ноги, короткая талия, да еще и немного сгорбленная спина! Чтобы представить себе в будущем хотя бы посредственную балерину при таких внешних данных, нужно было обладать богатейшик воображением. Оказалось, такое было только у ее отца…
Грациозные движения, таинственно-обворожительные улыбки и не всегда скромные позы — вот примерный эскиз балета того времени. И для такого балета требовались прежде всего хорошенькие фигурки и ангельские личики. «Чему здесь может научиться эта маленькая горбунья?» — насмешничали за спиной Марии «ангельские личики».
Этот же вопрос задал вскоре себе и отец Марии. Он забрал дочь, а для продолжения учебы выбрал нового учителя — себя самого. Время показало, на­сколько мудрое это было решение!..

Филиппо Тальони безумно любил свою дочь, она отвечала ему взаимностью. Может быть, поэтому, будучи совсем юной, Мария смогла проникнуться «сумасшедшей» идеей отца, поверить в нее и сделать все для ее воплощения. Но сколько же труда, фанатичной самоотверженности и самоотдачи потребовалось от них! И прежде всего — от Марии.
Слезы… Обмороки от переутомления… Стертые в кровь пальцы, не успевающие заживать… Но постепенно приходил и результат — безукоризненно простые, благородные, лишенные фривольности движения, с обманчивой легкостью позволяющие преодолевать земное притяжение!

Тальони задался целью «вылепить» из дочери «новую» балерину, которая — так же, как писатель в слове, а композитор в музыке — могла бы в танце передавать самые глубокие переживания героя! Великолепному творческому дуэту отца и дочери эта, казалось бы, непосильная задача удалась!
Благодаря упорству отца, силе воли, вдохновению дочери и, конечно же, та­лантам обоих, сказка сбылась: «гадкий утенок» превратился в дивного лебедя!

Аттитюд Тальони: загадка равновесия

В 1822 году Филиппо Тальони решил, что «время пришло». Дебютировала во­семнадцатилетняя Мария в Вене, одной из признанных «балетных» столиц Европы. Для первого выступления Тальони поставил балет «Прием молодой нимфы ко дворцу Терпсихоры».

Никакой «рекламы» с обещаниями «сюрпризов» в анонсах не было, поэтому почтеннейшей публике по ходу спектакля пришлось немало поахать от удивления и восторга.
…Юная балерина появилась на сцене не в привычном для того времени балетном облике — тяжелом атласно-парчовом платье, громоздком парике, с густым слоем белил и румян. Легкий, едва заметный грим оттенял бледность лица Марии, а удлиненная юбка из легкой материи предоставляла совершенную свободу движений и подчеркивала воздушность танца.

Тальони, действительно, словно парила над сценой — ей удалось победить земное притяжение, и публика это оценила: словно зачарованная во время спектакля, она взорвалась овацией по окончании его; бедную, но счастливую, дебютантку восемь раз вызывали на сцену!!!

Уже через несколько лет можно было смело утверждать, что Мария Тальони обладает выдающимся талантом. Об этом свидетельствовало не только ее блистательное исполнительское мастерство и умение передать в танце тончайшие движения души, но и то, что практически в каждом своем выступлении она поражала зрителей — и профессиональных танцоров! — новинками техники. Кстати, все они сегодня — классика балета, освоение которой обязательно для каждой балерины.

…1827-й год. Публика, собравшаяся в парижской Опере, где дают «Венеци­анский карнавал», как всегда, очарована воздушностью и необыкновенной красотой движений балерины. Но все ждут того момента, когда Мария Тальони замрет в своем, теперь уже знаменитом, аттитюде: верхняя половина корпуса с поднятыми к небу руками устремлена вперед, в то время как одна нога остается вытянутой назад. Точка замирания — на полупальцах. Все это вместе представляло загадку равновесия, которое, кажется, может быть нарушено одним лишь вздохом кого-нибудь в зале… (По мнению современных хореографов, этот аттитюд — самый изящный, но и самый трудный изо всех балетных па!)

Сильфида из лунного света

Ежедневные многочасовые тренировки и небывалое вдохновение, испытываемое Тальони, совершенно преобразили и внешность балерины, и внутренний ее мир, наполнив его светом и благородством. Современники утверждали, что движения и даже по­ходка Тальони были неподражаемы не только на сцене, но и в жизни, а лицо ее «носило отпечаток совершенно особой прелести, какого-то мягкого и нежного обаяния»…

За несколько лет гастрольного турне Мария Тальони объехала практически всю Европу, неистовые овации оглушительным шлейфом следовали за ней. Даже чопорные британские денди изменили своей обычной холодной сдержанности — лондонский театр Ковент-Гарден какое-то время после окончания представления напоминал шумный восточный базар! Кстати, именно в Ковент-Гардене 3 июля 1830 года в балете «Зефир и Флора», исполняя партию Флоры, Мария опробовала еще одну свою новинку: она впервые вышла на сцену в новой обуви — специальных балетных тапочках-пуантах…

Публика рукоплескала, карьера Марии шла резко в гору, но настоящий триумф к ней пришел в 1832 году.
Отец Марии прекрасно понимал: с подвластной ей виртуозной сложностью приемов — «зависающие» прыжки, замирание на пальцах одной ноги, непостижимая легкость вращений — идеальными для нее будут партии ска­зочно-мистических героинь, полубесплотных образов — словно тающие в воздухе романтические грезы. И ей, действительно, не было в таких партиях равных! Первой из них стала партия Сильфиды.
Сказка о Сильфиде, духе воздуха, таинственной и прекрасной, которая своей любовью к земному юноше губит и себя, и его — что могло быть более подходящим для таланта «бесплотной Марии»!

Публика с восхищением внимала творившемуся на сцене: Тальони казалась сотканной из лунного света; у замерших зрителей была полная иллюзия парения балерины в воздухе и ощущение абсолютной нереальности происходящего.
Премьера «Сильфиды» ознаменовала рождение нового балета — балета, став­шего по-настоящему Искусством, а балерина, танцевавшая заглавную партию, осталась в истории балета самой лучшей Сильфидой!

Искуство и расчет

Тальони не только блестяще танцевала — талант ее коснулся разных сторон балета как такового. Она усовершен­ствовала и усложнила технику исполнения, что позволило создавать на сцене настоящие драматические образы. Много внимания Мария уделяла и технической стороне танца. Как уже говорилось, благодаря ей, в балет «пришли» пуанты, позволившие создавать впечатление легких, буквально невесомых прикосновений к поверхности сцены. Но Тальони не была бы Тальони, если бы не привнесла в балет и такое новшество, как… костюм! По ее просьбе известный художник и модельер того времени Эжен Лами разработал новый балетный костюм, в котором использовал многослойную легкую ткань, — пышную и вместе с тем невесомую пачку, которая практически неизменной дошла до наших дней!

Да, талант ее был разносторонен, но в ней жила и другая, «земная» Сильфида. За «кадром» она оставалась обычной женщиной, которой хотелось любви и счастья, но характеру которой был не чужд обычный прагматизм. Однако возникающие проблемы Мария Тальони предпочитала решать, как не всякой женщине дано — быстро и жестко.
18 сентября 1832 года 28-летняя бале­рина вышла замуж за графа Жильбера де Вуазена. Кроме «взаимной любви и дружбы» она получала титул, которым, впрочем, никогда не воспользовалась, а жених — весьма богатую невесту. Именно богатую: Тальони не только любила роскошь, но и могла ее себе позволить — мебель знаменитых мастеров, солидная библиотека, столовое серебро, фарфор, картины, украшения и драгоценности… Это, кстати, говорит и о том, насколько высоко оплачивался талант Тальони.

Правда, муж ее оказался заядлым картежником и бабником; Мария, которая первые два года брака рожала и вы­кармливала детей — сына и дочь — не смогла сразу «оценить» нравы мужа в полной мере. Но как только оценила, решение последовало моментальное и категоричное. Официальный развод был оформлен уже в начале 1835 года.
Тальони умела ценить свой талант, бывала и требовательной, и капризной. Разумеется, «жертвами» ее обычно ста­новились директора театров, среди ко­торых за ней закрепилась репутация «деспота в юбке». Был случай, когда Тальони настолько «допекла» директора парижской Гранд Опера месье Верона, что он попытался найти в Европе замену «зарвавшейся» звезде — однако, на тот момент задача оказалась невыполнимой!..

«Тальонимания»

В Париже на представлении «Психеи», где танцевала Тальони, впервые в истории театра на сцену к ногам балерины прилетел букет живых цветов! С легкой (и сильной!) руки французского архитектора Дюпоншеля публика получила замечательное средство для выражения своей любви и восхищения.

Тальони стала «причиной» и многих других нарушений театрального этикета (многие из них дожили до наших дней), и даже вызвала волну настоящей «тальонимании»! А случилось это в российской столице…
Русская критика того времени утверждала, что «Марию Тальони нельзя называть танцовщицей: это — художница, это — поэт в самом обширном значении этого слова». Естественно, возможность видеть Тальони на сцене уже являлась хорошим уроком для русских танцовщиц, заниматься же у нее в классе, который она стала вести в Петербурге, было выше всякой школы…

Петербургские сезоны для Тальони (а она танцевала здесь с 1837 по 1842 год, с перерывами на время Великого поста) превратились в один сплошной триумф.
Интенсивность ее выступлений — балерина танцевала через день — давала возможность публике сполна насладиться ее искусством. Но нет! Каждый спектакль — аншлаг!

На представлениях в ложах и партере присутство вал весь цвет петербургского общества. Император Николай I был в восторге от Тальони и рас порядился даже поставить в своей ложе бронзовую фигурку балерины.
На спектаклях с Тальони вслед за «появлением» на сцене живых цветов в букетах и корзинах стало принято вызывать актеров и выходить на поклоны публике столько, сколько она этого захочет; дамы получили право выражать свои эмоции аплодисментами, что раньше считалось нарушением приличий!
А что творилось вокруг спектаклей и за пределами театра?!

Портреты прославленной балерины буквально сметались с прилавков. Среди самых разных слоев петербуржцев возникло вдруг страстное увлечение танцами. Модным становилось всё, связанное с ее именем: «шляпка Тальони», «карамельки Тальони», сбитый из сливок «торт Тальони»; воздушные одеяния Тальони-Сильфиды преврати­лись у петербургских модниц в многос­лойные юбки с воланами длиной в десяток метров.

Обожание публики выражалось и в богатых подношениях, драгоценностях, доходило и до курьезов: какой-то купец добился разрешения сделать ободья колес экипажа балерины из чистого серебра; группа офицеров выкупила балетные туфельки Тальони, полила их соусом и, разрезав на куски, поужинала ими, щедро сдабривая оригинальное блюдо шампанским!..

…Последнее выступление балерины в Петербурге состоялось 1 марта 1842 го­да. Ее вызывали 18 раз. По окончании спектакля она обратилась к зрителям со словами о том, что в стране с нещадными морозами ей всегда было тепло.

Эпилог

Мария Тальони не была примой ка­кого-то отдельно взятого театра, она была Примой европейского балета! Ни много ни мало — почти четверть века!
Волны славы, ее еще раскатывались по континенту, а Тальони, почувствовав, что на прежнюю легкокрылую тан­цовщицу, парившую над сценой под восторженные овации публики, начинает понемногу давить груз лет, в 1844 году (ей исполнилось только 40!) в последний раз появилась на театральных подмостках.
Она ушла со сцены непобежденной и непревзойденной. А в истории искусства она навсегда осталась гениальной балериной, закрепившей за балетом обязанность возвышать человеческую душу и право, как писали современники, «вступать в яркий храм изящных искусств»…
Мария Тальони умерла в 1884 году 22 апреля, не дожив буквально одного дня своего 80-летия. На ее нагробии надпись: «Земля, не давно на нее слишком сильно, ведь она так легко ступала по тебе»…